Холодное сердце. Честь первая

Холодное сердце. Часть первая продолжение

Петер задумался. Он долго морщил лоб и тер затылок, пытаясь придумать что-нибудь умное, и наконец сказал:

- Я хочу быть владельцем самого лучшего и самого большого стекольного завода, какой только есть в Шварцвальде. Ну и, конечно, мне нужны деньги, чтобы пустить его в ход.

- И это всё? - спросил Стеклянный Человечек, испытующе глядя на Петера. - Неужели это всё? Подумай хорошенько, что еще тебе нужно?

- Ну, если вам не жалко, прибавьте ко второму желанию еще пару лошадок и коляску! И хватит...

- Глупый же ты человек, Петер Мунк! - воскликнул Стеклянный Человечек и со злости так швырнул свою стеклянную трубку, что она ударилась о ствол ели и разлетелась вдребезги. - "Лошадок, коляску”!.. Ума-разума надо тебе, понимаешь? Ума-разума, а не лошадок и коляску. Ну да все-таки второе твое желание поумней первого. Стекольный завод - это дело стоящее. Если вести его с умом, и лошадки, и коляска, и всё у тебя будет.

- Так ведь у меня остается еще одно желание, - сказал Петер, - и я могу пожелать себе ума, если это так уж необходимо, как вы говорите.

- Погоди, прибереги третье желание про черный день. Кто знает, что еще ждет тебя впереди! А теперь ступай домой. Да возьми для начала вот это, - сказал Стеклянный Человечек и вынул из кармана кошелек, набитый деньгами. - Здесь ровно две тысячи гульденов. Три дня тому назад умер старый Винкфриц, хозяин большого стекольного завода. Предложи его вдове эти деньги, и она с радостью продаст тебе свой завод. Но помни: работа кормит только того, кто любит работу. Да не водись с Иезекиилом Толстым и пореже заходи в трактир. Это к добру не приведет. Ну прощай. Я буду изредка заглядывать к тебе, чтобы помочь советом, когда тебе не будет хватать своего ума-разума.

С этими словами человечек вытащил из кармана новую трубку из самого лучшего матового стекла и набил сухими еловыми иглами.

Потом, крепко прикусив ее мелкими, острыми, как у белки, зубками, он достал из другого кармана огромное увеличительное стекло, поймал в него солнечный луч и закурил.

Легкий дымок поднялся над стеклянной чашечкой. На Петера пахнуло нагретой солнцем смолой, свежими еловыми побегами, мёдом и почему-то самым лучшим голландским табаком. Дым делался все гуще, гуще и наконец превратился в целое облако, которое, клубясь и курчавясь, медленно растаяло в верхушках елей. А вместе с ним исчез и Стеклянный Человечек.

Петер еще долго стоял перед старой елью, протирая глаза и вглядываясь в густую, почти черную хвою, но так никого и не увидел. На всякий случай он низко поклонился большой елке и пошел домой.

Свою старую мать он застал в слезах и тревоге. Бедная женщина думала, что ее Петера забрали в солдаты и ей не скоро уже придется с ним увидеться.

Какова же была ее радость, когда ее сын вернулся домой, да еще с кошельком, набитым деньгами! Петер не стал рассказывать матери о том, что с ним было на самом деле. Он сказал, что повстречал в городе одного доброго приятеля, который дал ему взаймы целых две тысячи гульденов, чтобы Петер мог начать стекольное дело.

Мать Петера прожила всю жизнь среди угольщиков и привыкла видеть все вокруг черным от сажи, как мельничиха привыкает видеть все кругом белым от муки. Поэтому сначала ее не очень-то обрадовала предстоящая перемена. Но в конце концов она и сама размечталась о новой, сытой и спокойной жизни.

"Да, что там ни говори, - думала она, - а быть матерью стекольного заводчика почетнее, чем быть матерью простого угольщика. Соседки Грета и Бета мне теперь не чета. И в церкви я с этих пор буду сидеть не у стены, где меня никто не видит, а на передних скамейках, рядом с женой господина бургомистра, матерью господина пастора и тетушкой господина судьи...”

На следующий день Петер чуть свет отправился к вдове старого Винкфрица.

Они быстро поладили, и завод со всеми работниками перешел к новому хозяину.

Вначале стекольное дело очень нравилось Петеру.

Целые дни, с утра до вечера, он проводил у себя на заводе. Придет, бывало, не спеша, и, заложив руки за спину, как делал это старый Винкфриц, важно расхаживает по своим владениям, заглядывая во все углы и делая замечания то одному работнику, то другому. Он и не слышал, как за его спиной работники посмеивались над советами неопытного хозяина.

Больше всего нравилось Петеру смотреть, как работают стеклодувы. Иногда он и сам брал длинную трубку и выдувал из мягкой неостывшей массы пузатую бутыль или какую-нибудь затейливую, ни на что не похожую фигурку.

Но скоро всё это ему надоело. Он стал приходить на завод всего на часок, потом через день, через два и под конец не чаще, чем раз в неделю.

Работники были очень довольны и делали что хотели. Словом, порядка на заводе не стало никакого. Всё пошло вкривь и вкось.

А началось всё с того, что Петеру вздумалось заглянуть в трактир.

Он отправился туда в первое же воскресенье после покупки завода.

В трактире было весело. Играла музыка, и посреди зала, на удивление всем собравшимся, лихо отплясывал король танцев - Вильм Красивый.

А перед кружкой пива сидел Иезекиил Толстый и играл в кости, не глядя бросая на стол звонкие монеты.

Петер поспешно сунул руку в карман, чтобы проверить, сдержал ли Стеклянный Человечек свое слово. Да, сдержал! Карманы его были битком набиты серебром и золотом.

"Ну так, верно, и насчет танцев он меня не подвел ”, - подумал Петер.

И как только музыка заиграла новый танец, он подхватил какую-то девушку и стал с ней в пару против Вильма Красивого.

Ну и пляска же это была! Вильм подпрыгивал на три четверти, а Петер - на четыре, Вильм кружился волчком, а Петер ходил колесом, Вильм выгибал ноги кренделем, а Петер закручивал штопором.

С тех пор как стоял этот трактир, никто никогда не видел ничего подобного.

Петеру кричали "Ура!”, и единодушно провозгласили его королем над всеми королями танцев.

Когда же все трактирные завсегдатаи узнали, что Петер только что купил себе стекольный завод, когда заметили, что каждый раз, проходя в танце мимо музыкантов, он бросает им золотую монету, - общему удивлению не было конца.

Одни говорили, что он нашел в лесу клад, другие - что он получил наследство, но все сходились на том, что Петер Мунк самый славный парень во всей округе.

Наплясавшись вволю, Петер подсел к Иезекиилу Толстому и вызвался сыграть с ним партию-другую. Он сразу же поставил двадцать гульденов и тут же проиграл их. Но это его нисколько не смутило. Как только Иезекиил положил свой выигрыш в карман, в кармане у Петера тоже прибавилось ровно двадцать гульденов.

Словом, все получилось точь-в-точь, как хотел Петер. Он хотел, чтобы в кармане у него всегда было столько же денег, сколько у Иезекиила Толстого, и Стеклянный Человечек исполнил его желание. Поэтому, чем больше денег переходило из его кармана в карман толстого Иезекиила, тем больше денег становилось в его собственном кармане.

А так как игрок он был из рук вон плохой и всё время проигрывал, то нет ничего удивительного, что он постоянно был в выигрыше.

С тех пор Петер стал проводить за игорным столом все дни, и праздничные и будничные.

Люди так привыкли к этому, что называли его уже не королем над всеми королями танцев, а просто Петером-игроком.

Но хоть он стал теперь бесшабашным кутилой, сердце у него по-прежнему было доброе. Он без счета раздавал деньги беднякам, так же как без счета пропивал и проигрывал.

И вдруг Петер с удивлением стал замечать, что денег у него становится всё меньше и меньше. А удивляться было нечему. С тех пор как он стал бывать в трактире, стекольное дело он совсем забросил, и теперь завод приносил ему не доходы, а убытки. Заказчики перестали обращаться к Петеру, и скоро ему пришлось за полцены продать весь товар бродячим торговцам только для того, чтобы расплатиться со своими мастерами и подмастерьями.

Однажды вечером Петер шел из трактира домой. Он выпил изрядное количество вина, но на этот раз вино нисколько не развеселило его.

С ужасом думал он о своем неминуемом разорении. И вдруг Петер заметил, что рядом с ним кто-то идет мелкими быстрыми шажками. Он оглянулся и увидел Стеклянного Человечка.

- Ах, это вы, сударь! - сказал Петер сквозь зубы. - Пришли полюбоваться моим несчастьем? Да, нечего сказать, щедро вы наградили меня!.. Врагу не пожелаю такого покровителя! Ну что вы мне теперь прикажете делать? Того и гляди, пожалует сам начальник округа и пустит за долги с публичного торга все мое имущество. Право же, когда я был жалким угольщиком, у меня было меньше огорчений и забот...

- Так, - сказал Стеклянный Человечек, - так! Значит, по-твоему, это я виноват во всех твоих несчастьях? А по-моему, ты сам виноват в том, что не сумел пожелать ничего путного. Для того чтобы стать хозяином стекольного дела, голубчик, надо прежде всего быть толковым человеком и знать мастерство. Я тебе и раньше говорил и теперь скажу: ума тебе не хватает, Петер Мунк, ума и сообразительности!

- Какого там еще ума!.. - закричал Петер, задыхаясь от обиды и злости. - Я нисколько не глупее всякого другого и докажу тебе это на деле, еловая шишка!

С этими словами Петер схватил Стеклянного Человечка за шиворот и стал трясти его изо всех сил.

- Ага, попался, властелин лесов? Ну-ка, исполняй третье мое желание! Чтобы сейчас же на этом самом месте был мешок с золотом, новый дом и... Ай-ай!.. - завопил он вдруг не своим голосом.

Стеклянный Человечек как будто вспыхнул у него в руках и засветился ослепительно белым пламенем. Вся его стеклянная одежда раскалилась, и горячие, колючие искры так и брызнули во все стороны.

Петер невольно разжал пальцы и замахал в воздухе обожженной рукой.

В это самое мгновение над ухом у него раздался легкий, как звон стекла, смех - и всё стихло.

Стеклянный Человечек пропал.

Несколько дней не мог Петер позабыть об этой неприятной встрече.

Он бы и рад был не думать о ней, да распухшая рука все время напоминала ему о его глупости и неблагодарности.

Но мало-помалу рука у него зажила, и на душе стало легче.

- Если даже и продадут мой завод, - успокаивал он себя, - у меня все-таки останется толстый Иезекиил. Пока у него в кармане есть деньги, и я не пропаду.

Так-то оно так, Петер Мунк, а вот если денег у Иезекиила не станет, что тогда? Но Петеру это даже и в голову не приходило.

А между тем случилось именно то, чего он не предвидел, и в один прекрасный день произошла очень странная история, которую никак нельзя объяснить законами арифметики.

Однажды в воскресенье Петер, как обычно, пришел в трактир.

- Добрый вечер, хозяин, - сказал он с порога. - Что, толстый Иезекиил уже здесь?

- Заходи, заходи, Петер, - отозвался сам Иезекиил. - Место для тебя оставлено.

Петер подошел к столу и сунул руку в карман, чтобы узнать, в проигрыше или выигрыше толстый Иезекиил. Оказалось, в большом выигрыше. Об этом Петер мог судить по своему собственному, туго набитому карману.

Он подсел к игрокам и так провел время до самого вечера, то выигрывая партию, то проигрывая. Но сколько он ни проигрывал, деньги у него в кармане не убывали, потому что Иезекиилу Толстому все время везло.

Когда за окнами стемнело, игроки один за другим стали расходиться по домам. Поднялся и толстый Иезекиил. Но Петер так уговаривал его остаться и сыграть еще партию-другую, что тот наконец согласился.

- Ну хорошо, - сказал Иезекиил. - Только сначала я пересчитаю свои деньги. Будем бросать кости. Ставка - пять гульденов. Меньше нет смысла: детская игра!.. - Он вытащил свой кошелек и стал считать деньги. - Ровно сто гульденов! - сказал он, пряча кошелек в карман.

Теперь и Петер знал, сколько у него денег: ровно сто гульденов. И считать не надо было.

И вот игра началась. Первым бросил кости Иезекиил - восемь очков! Бросил кости Петер - десять очков!

Так и пошло: сколько раз ни бросал кости Иезекиил Толстый, у Петера всегда было больше ровно на два очка.

Наконец толстяк выложил на стол свои последние пять гульденов.

- Ну, бросай еще раз! - крикнул он. - Но так и знай, я не сдамся, даже если проиграю и теперь. Ты одолжишь мне несколько монет из своего выигрыша. Порядочный человек всегда выручает приятеля в затруднении.

- Да о чем там говорить! - сказал Петер. - Мой кошелек всегда к твоим услугам.

Толстый Иезекиил встряхнул кости и бросил на стол.

- Пятнадцать! - сказал он. - Теперь посмотрим, что у тебя.

Петер не глядя швырнул кости.

- Моя взяла! Семнадцать!.. - крикнул он и даже засмеялся от удовольствия.

В ту же минуту за его спиной раздался чей-то глухой, хриплый голос:

- Это была твоя последняя игра!

Петер в ужасе оглянулся и увидел за своим стулом огромную фигуру Михеля-Голландца. Не смея пошевельнуться, Петер так и замер на месте.

А толстый Иезекиил никого и ничего не видел.

- Дай мне скорей десять гульденов, и будем продолжать игру! - нетерпеливо сказал он.

Петер как во сне сунул руку в карман. Пусто! Он пошарил в другом кармане - и там не больше.

Ничего не понимая, Петер вывернул оба кармана наизнанку, но не нашел в них даже самой мелкой монетки.

Тут он с ужасом вспомнил о своем первом желании. Проклятый Стеклянный Человечек сдержал свое слово до конца: Петер хотел, чтобы денег у него было столько же, сколько в кармане у Иезекиила Толстого, и вот у Иезекиила Толстого нет ни гроша, и в кармане у Петера - ровно столько же!

Хозяин трактира и Иезекиил Толстый смотрели на Петера, вытаращив глаза. Они никак не могли понять, куда же девал он выигранные деньги. А так как Петер на все их вопросы не мог ответить ничего путного, то они решили, что он попросту не хочет расплачиваться с трактирщиком и боится поверить в долг Иезекиилу Толстому.

Это привело их в такую ярость, что они вдвоем накинулись на Петера, избили его, сорвали с него кафтан и вытолкали за дверь.

Ни одной звездочки не видно было на небе, когда Петер пробирался к себе домой.

Темень была такая, что хоть глаз выколи, и все-таки он различил рядом с собой какую-то огромную фигуру, которая была темней темноты.

- Ну, Петер Мунк, твоя песенка спета! - сказал знакомый хриплый голос. - Теперь ты видишь, каково приходится тем, кто не хочет слушать моих советов. А ведь сам виноват! Вольно же тебе было водиться с этим скупым старикашкой, с этим жалким стеклянным пузырьком!.. Ну да еще не все потеряно. Я не злопамятен. Слушай, завтра я целый день буду у себя на горе. Приходи и позови меня. Не раскаешься!

Сердце похолодело у Петера, когда он понял, кто с ним говорит. Михель-Великан! Опять Михель-Великан!.. Сломя голову Петер бросился бежать, сам не зная куда.

ти слова рассказчика были прерваны шумом, донесшимся снизу из харчевни. Слышно было, как подъехал экипаж, несколько голосов требовало огня, кто-то громко и настойчиво стучал в ворота, завыли собаки. Комната, отведенная извозчику и ремесленникам, выходила на дорогу; все четверо гостей вскочили и бросились к окнам, чтобы поглядеть, что случилось. При слабом свете фонаря им удалось разглядеть остановившуюся перед харчевней большую карету; видно было, как какой-то высокий человек помогал двум женщинам в вуалях выйти из экипажа, как кучер в ливрее отпрягал лошадей, а слуга отстегивал чемодан.

- Да хранит их господь, - со вздохом сказал извозчик, - если они целы выйдут из харчевни, то и о повозке мне нечего беспокоиться.

- Тише! - прошептал студент, - мне сдается, что они подкарауливают этих дам, а вовсе не нас; вероятно, здесь заранее было известно об их проезде. Если б только удалось их предупредить! Впрочем, ведь во всей гостинице нет более приличной комнаты, чем комната рядом с моей. Сюда их и приведут. Оставайтесь здесь и не шумите, а я постараюсь предупредить слуг.

Молодой человек пробрался к себе в комнату, потушил свечи, оставив гореть лишь огарок, который дала ему хозяйка, а сам стал подслушивать у дверей.

Вскоре дамы в сопровождении хозяйки поднялись наверх, и та, с ласковыми и приветливыми словами, ввела их в соседнюю комнату. Она уговаривала гостей поскорей лечь спать, чтобы хорошенько отдохнуть после дороги; потом она сошла вниз. После этого студент услыхал тяжелые шаги поднимающегося по лестнице человека; он осторожно приотворил дверь и увидел в щелку того самого высокого мужчину, который помогал дамам выйти из экипажа; он был одет в охотничье платье, за поясом у него торчал охотничий нож, - по-видимому, это был шталмейстер или провожатый обеих дам. Когда студент убедился, что незнакомец поднялся по лестнице один, он быстро открыл дверь и сделал ему знак войти. Тот удивился, но вошел, и не успел еще ничего спросить, как студент шепнул ему: "Милостивый государь, вы попали в разбойничий притон".

Человек испугался; студент же увлек его к себе в комнату и рассказал ему, как подозрителен ему этот дом.

Услыхав это, егерь очень обеспокоился; он объяснил молодому человеку, что дамы - одна графиня, другая ее камеристка - сначала хотели ехать всю ночь напролет; но, на расстоянии получаса от этой харчевни, им повстречался всадник, который их окликнул и спросил, куда они направляются. Узнав, что они ночью намереваются ехать через шпессартский лес, он посоветовал им этого не делать, говоря, что в лесу в настоящее время очень неспокойно. "Послушайтесь совета порядочного человека, - добавил он, - и откажитесь от этой мысли; недалеко отсюда есть харчевня; как она ни плоха и ни неудобна, все же лучше переночевать там, чем темной ночью подвергать себя опасностям пути". Подавший им совет имел вид вполне порядочного и честного человека, и графиня, опасаясь нападения разбойников, приказала остановиться у этой харчевни.

Егерь счел своей обязанностью предупредить дам об опасности, в которую они попали. Он ушел в соседнюю комнату и вскоре открыл дверь, соединявшую комнаты графини и студента; графиня, дама лет сорока, бледная от страха, вышла к студенту и попросила его повторить ей все еще раз. Потом посовещались, что делать в таком затруднительном положении и порешили как можно незаметнее позвать к себе обоих слуг, извозчика и ремесленников, чтобы, в случае нападения, действовать против врагов сообща.

Когда все собрались, дверь из комнаты графини, выходившую в сени, заперли и загородили комодами и стульями. Графиня с камеристкой уселись на кровать, а слуги остались сторожить их. Прежние же посетители харчевни и егерь разместились в ожидании нападения в комнате студента вокруг стола. Было около десяти часов; в доме было тихо и спокойно, и ничто не выдавало, что собираются потревожить гостей. Оружейный мастер сказал тогда:

- Чтобы не заснуть, давайте сделаем, как раньше. Видите ли, мы рассказываем друг другу разные истории, какие знаем, и если господин егерь ничего не имеет против, мы будем продолжать.

Егерь не только ничего не имел против, но, чтобы доказать свою готовность, взялся сам рассказать историю. Он начал так: